1893, село Голосково Хмельницкой области, Украина - 12.8.1952, Москва), еврейский поэт. Писал на идише. Систематического образования не получил. Осиротев в 10 лет, начал работать, сменил много профессий. Большое влияние на Квитко оказало знакомство с Д. Бергельсоном (1915). Дебютировал как поэт в 1917 году газетной публикацией; в том же году вышел первый сборник детских стихов «Песенки» («Лиделех», 1917). С 1918 жил в Киеве, публиковался в сборниках «Эйгнс» («Своё», 1918, 1920), «Багинен» («На рассвете», 1919), газете «Комунистише фон» («Коммунистическое знамя»). Вошёл в триаду (наряду с П. Маркишем и Д. Гофштейном) ведущих поэтов так называемой киевской группы. Поэма «В красной буре» («Ин ройтн штурэм», 1918) - первое в еврейской литературе произведение об Октябрьской революции 1917. Символическая образность и библейские мотивы в ряде стихотворений из сборников «Шаги» («Трит», 1919) и «Лирика. Дух» («Лирик. Гайст», 1921) свидетельствуют о противоречивом восприятии эпохи. В 1921 году уехал в Ковно, затем в Берлин, где опубликовал сборники стихов «Зелёная трава» («Грин гроз», 1922) и «1919» (1923; о еврейских погромах на Украине), печатался в зарубежных журналах «Милгройм», «Цукунфт», в советском журнале «Штром». С 1923 жил в Гамбурге, в 1925 вернулся в СССР. В 1926-36 в Харькове; работал в журнале «Ди ройтэ вэлт» («Красный мир»), в котором опубликовал рассказы о жизни в Гамбурге , автобиографическая историко-революционная повесть «Лям и Петрик» (1928-29; отдельное издание - 1930; русский перевод 1938, полностью опубликована в 1990) и сатирические стихи [вошли в сборник «Схватка» («Герангл», 1929)], за которые был обвинён пролеткультовцами в «правом уклоне» и исключён из редакции. В 1931 работал токарем на Харьковском тракторном заводе, выпустил сборник «В тракторном цеху» («Ин тракторн цех», 1931). В сборнике «Наступление на пустыни» («Онгриф аф вистес», 1932) отражены впечатления от поездки на открытие Турксиба.
В середине 1930-х годов благодаря поддержке К. И. Чуковского, С. Я. Маршака и А. Л. Барто стал одним из ведущих еврейских детских писателей. Автор свыше 60 сборников детских стихов, отмеченных непосредственностью и свежестью мировосприятия, яркостью образов, богатством языка. Детские стихи Квитко выходили в СССР миллионными тиражами, их переводили Маршак, М. А. Светлов, С. В. Михалков, Е. А. Благинина и др. В 1937 переехал в Москву, завершил автобиографический историко-революционный роман в стихах «Годы молодые» («Юнге йорн», 1928-1940, русский перевод 1968) о событиях 1918, который считал своим главным произведением. Переводил на идиш стихи украинских поэтов И. Франко, П. Тычины и др.; совместно с Д. Фельдманом издал «Антологию украинской прозы. 1921-1928» (1930). В годы Великой Отечественной войны был членом Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Опубликовал сборник стихов «Огонь по врагам!» («Файер аф ди соним», 1941). Вместе с И. Нусиновым и И. Кацнельсоном подготовил сборник «Кровь зовёт к мщению. Рассказы пострадавших от фашистских зверств в оккупированной Польше» (1941); стихи 1941-46 вошли в сборник «Песнь моей души» («Гезанг фун майн гемит», 1947, русский перевод 1956). Арестован по делу ЕАК 22.1.1949, расстрелян. Реабилитирован посмертно (1954).
Соч.: Избранное. М., 1978; Избранное. Стихи. Повесть. М., 1990.
Лит.: Ременик Г. Поэзия революционного накала (Л. Квитко) // Ременик Г. Очерки и портреты. М., 1975; Жизнь и творчество Л. Квитко. [Сборник]. М., 1976; Estraikh G. In harness: Yiddish writers’ romance with communism. N. Y., 2005.
Лев Квитко!
Как же я могла забыть о нем!
С детства помню: "Анна-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят!"
Добрые, прелестные стихи!
ОДУВАНЧИК
На ножке стоит на дорожке
Пушистый серебряный шар.
Ему не нужны босоножки,
Сапожки, цветные одежки,
Хоть это немножко и жаль.
Он светится светом лучистым,
И знаю я наверняка,
Что он и круглей, и пушистей
Любого ручного зверька.
Пройдет за неделей неделя,
И дождь прогремит в барабан.
Куда и зачем полетели
Лихие эскадры семян?
Какие влекли вас маршруты?
Ведь в четко отмеренный срок
Остались вы без парашютов -
Их дальше отнес ветерок.
И вновь возвращается лето -
От солнца мы прячемся в тень.
И - соткан из лунного света -
Поет одуванчик: "Трень-трень!"
Ничего не знала о судьбе поэта - вот только сейчас прочла в интернете:
Лев Квитко — автор ряда переводов на идиш с украинского, белорусского и других языков. Стихи самого Квитко переведены на русский язык А. Ахматовой, С. Маршаком, С. Михалковым, Е. Благининой, М. Светловым и другими. На текст стихотворения Л. Квитко «Скрипочка» (в переводе М. Светлова) написана вторая часть Шестой симфонии Моисея Вайнберга.
Я разломал коробочку —
Фанерный сундучок, —
Совсем похож на скрипочку
Коробочки бочок.
Я к веточке приладил
Четыре волоска, —
Никто еще не видывал
Подобного смычка.
Приклеивал, настраивал,
Работал день-деньской...
Такая вышла скрипочка —
На свете нет такой!
В руках моих послушная,
Играет и поет...
И курочка задумалась
И зерен не клюет.
Играй, играй же, скрипочка!
Трай-ля, трай-ля, трай-ли!
Звучит по саду музыка,
Теряется вдали.
И воробьи чирикают,
Кричат наперебой:
"Какое наслаждение
От музыки такой! "
Задрал котенок голову,
Лошадки мчатся вскачь,
Откуда он? Откуда он —
Невиданный скрипач?
Трай-ля! Замолкла скрипочка...
Четырнадцать цыплят,
Лошадки и воробушки
Меня благодарят.
Не сломал, не выпачкал,
Бережно несу,
Маленькую скрипочку
Спрячу я в лесу.
На высоком дереве,
Посреди ветвей,
Тихо дремлет музыка
В скрипочке моей.
1928
Перевод М. Светлова
Вот тут можно послушать:
Между прочим, Вайнберг написал музыку к кинофильмам "Летят журавли", "Укротительница тигров", "Афоня" и - к мультфильму "Винни-Пух", так что "Куда идем мы с Пятачком - большой-большой секрет!" Винни-Пух поет на музыку Вайнберга!
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКАЕврейский поэт Лев Моисеевич
Квитко (15.10.1890 - 12.8.1952) родился в местечке Голосков (ныне
село Голосково Хмельницкой области). Рано осиротев, Квитко некоторое время посещал хедер, а с 10 лет начал работать, сменил множество профессий, попутно занимаясь самообразованием.
Стихи Квитко писал с 12 лет. В 1915 г. в Умани познакомился с Д. Бергельсоном, каковой ввел его в литературные круги. Дебютировал в мае 1917 г. в социалистической газете "Дос фрае ворт" ("Свободное слово"). В том же году вышел сборник стихов для детей "Лидэлэх" («Песенки»).
В 1917 г. Квитко поселился в Киеве. Публикация его стихов в сборнике "Эйгнс" ("Родное") выдвинула его (вместе с Д. Гофштейном и П. Маркишем) в триаду ведущих поэтов "киевской группы". Написанная им в октябре 1918 г. поэма "Ройтэр штурэм" («Красная буря»; газ. "Дос ворт", 1918, и журн. "Багинэн" ("Рассвет"), 1919) явилась первым произведением на идише об Октябрьской революции и пролетарской дружбе народов: "От моего брата пахнет соломой, от нас обоих пахнет борьбой!" Однако в сборниках "Трит" («Шаги», 1919) и "Лирик. Гайст" ("Лирика. Дух", 1921) рядом с юношески задорным восприятием Октября звучало тревожное смятение.
В стихах Квитко тех лет
простосердечный взгляд на мир (наделяющий особой привлекательностью все его творчество для детей), глубина мировосприятия, поэтическое новаторство и экспрессионистические искания сочетались с прозрачной ясностью народной песни.
Их язык богат и идиоматически колоритен. Лирика Квитко согрета свежим, добрым юмором.
В середине 1921 г. поэт поселился в Берлине, где вышли его сборники "Грингроз" ("Зеленая трава", 1922) и "1919" (1923, посвящен погромам в годы гражданской войны). Затем переехал в Гамбург, где работал в советском торговом представительстве, публикуя свои произведения как в советских ("Штром", "Гейендик"), так и в западных ("Милгройм", "Цукунфт") периодических изданиях. В Гамбурге Л.Квитко вступил в компартию Германии и вел пропагандистскую работу среди торговых рабочих.
В 1925 г., опасаясь ареста, Квитко вернулся в СССР, вошел в литературную ассоциацию "Октябрь" и редколлегию журнала "Ди ройтэ вэлт" ("Красный мир"), в котором были напечатаны его рассказы о жизни в Гамбурге "Риограндэр фэл" ("Рио-Грандский мех", 1926; отд. изд. 1928), автобиографическая повесть "Лям ун Пэтрик" («Лям и Петрик», 1928-29, отд. изд. 1930, в рус.пер. 1958) и другие произведения.
За один 1928 г. вышло 17 книг Квитко для детей.
Сатирические стихи Квитко в "Ди ройтэ вэлт", которые впоследствии составили раздел "Шаржн" ("Шаржи") в его сборнике "Герангл" ("Схватка", 1929), особенно стихотворение "Дэр штинклфойгл Мойли" ("Вонючая птица Мой[ше] Лит[ваков]") против диктата деятелей Евсекции, вызвали разгромную кампанию: "пролетарские" писатели обвинили Квитко в "правом уклоне" и добились исключения его из редакции журнала.
В 1931 г. Квитко поступил рабочим на Харьковский тракторный завод. Но его сборник "Ин трактор-цех" ("В тракторном цеху", 1931)
также не удостоился одобрения "пролетарской" критики.
Лишь после ликвидации в 1932 г. литературных ассоциаций и группировок Квитко занял одно из ведущих мест в советской еврейской литературе, главным образом как детский поэт.
С 1936 г. Квитко жил в Москве. Его "Геклибэнэ вэрк" ("Избранные сочинения", 1937) уже всецело отвечали требованиям соцреализма. В 1939 г. он
вступил в КПСС. Автоцензура сказалась и на его автобиографическом романе в стихах
"Юнге йорн" («Годы молодые»,
о событиях 1918 г.; сигнальные экземпляры появились в Каунасе накануне вторжения гитлеровских войск; 16 глав на идише опубликованы
в 1956-63 гг. в "Паризэр цайтшрифт" ("Парижском журнале"); по-русски издан в 1968 г.).
В годы войны Квитко был членом Еврейского антифашистского комитета и редколлегии газеты "Эйникайт", в 1947-48 гг. - литературно-художественного альманаха "hэймланд" ("Родина"). Его сборники стихов "Фаер аф ди соним" ("Огонь по врагам", 1941) и другие призывали к борьбе против нацистов. Стихи 1941-46 гг. составили сборник "Гезанг фун майн гемит" ("Песнь моей души", 1947; рус. пер. 1956).
22 января 1949 г. Квитко был арестован, а 12 августа 1952 г. - расстрелян в числе ведущих деятелей ЕАК.
Лит.: В.Смирнов, Лев Квитко. Критико-биографический очерк, М.,1957; К.Чуковский,
Современники. Портреты и этюды, М.,1962; Г.Ременик, Дихтунг фун рэволюцьёнэрн умру,
«Советиш hэймланд», 1970, №11; Г.Ременик, Очерки и портреты, М.,1975; Краткая еврейская энциклопедия, т.4, Иерусалим, 1988.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ТВОРЧЕСТВА КВИТКО (по статье Г. Ременика)
Из советских еврейских писателей Лев Квитко, наверное, самый популярный. Известность он получил главным образом благодаря своим детским стихотворениям. Но, говоря о мастерстве Квитко, критики нередко забывали, что его изумительные, признанные классическими стихи, на которых выросло несколько поколений советской детворы, - только одна из граней его таланта.
Л.Квитко провозглашал своей песней гибель старого и рождение нового мира. Эту важнейшую всемирно-историческую проблему ХХ столетия Квитко выразил в такой неповторимо-своеобразной форме, что до сих пор его поэзия свежа и эмоционально-действенна, каким бывает настоящее искусство.
Истоки оригинальности Квитко, неповторимости его индивидуального стиля лежат в его народности. Конечно, народным в лучших своих образцах было и творчество Ошера Шварцмана, Давида Гофштейна, Переца Маркиша, вместе с которыми Квитко возводил фундамент новой еврейской литературы, но для него народность - все его существо художника.
По непосредственности, естественности выражения мысли и чувства Льва Квитко можно сравнить с Шолом-Алейхемом. Шолом-Алейхем трансформировал народное творчество в искусство, фольклор - в литературу; Квитко продолжил эту традицию.
Поговорка и пословица, фразеологический оборот и старое мудрое изречение приобрели в стихах Квитко новое значение благодаря своей революционной направленности. Ритмы народной песни у Квитко насыщаются громами и молниями социальных потрясений.
В стихотворении 1917 года "Я иду с тобой" Квитко провозглашает общность своего пути с рабочим классом:
Рабочий народ, трудящийся класс!
И старики с тобой,
И дети,
Вчера еще был я слеп
И слепа моя ненависть,
Теперь я вижу всё
И с тобой иду, мой класс.
С меня свалилась бед гора,
Банда хозяев,
Начальников,
Духота и воздух нищеты
В норе,
Где юность моя пробивалась.
Мне посчастливилось опять -
Я твердо теперь стою на ногах...
И жизнь я приветствую!
Для стиля Квитко характерно расширение среды, где происходят события. Из узкого круга, из комнатной обстановки, где царят мгла, одиночество и тоска, действие переносится на улицу, где развертывается борьба масс. Шумы городской улицы - это топот народных масс. Свою первую книгу стихов поэт так и назвал - "Шаги" (1919):
Будем гордые шагать по улицам,
По праздничным площадям...
Было бы, однако, неправильно рисовать образ поэта прямолинейно, обходя внутренние противоречия, умолчав о сомнениях. Квитко не был склонен упрощать ситуацию в первое послереволюционное время. Поэт знал, что "сотни тысяч людей изучают вслепую, ощупывают мир со всех сторон, каждый шаг его, ищут лицо мира, не находят".
Поэт тосковал в одиночестве; позиция стороннего наблюдателя претила ему. Он благословляет бурю, которая гонит тоску:
Пусть хлынет гроза...
Пусть ветер с пылью соединится
И ударят улицы в лицо
И скажут Творцу: у нас уже есть силы,
Мы можем уже без тебя обойтись.
Ранний Квитко изображал силу пришедшего в движение народа и вместе с тем его слабость. Он показал революционное пробуждение масс, их стихийную силу, еще скованную пережитками прошлого. Поэт пишет и о тех, кто блуждает, не видя еще ясного пути в будущее. Не всё в те годы было ясно и самому Квитко. Недаром в его первой книге так часто (в различных вариациях) встречается слово "слепо".
"Слезы радости и слезы страданий, как нежные голуби на пуховой постели, сердцем согреты, взором ласкаемы. Одинаково дОроги тебе эти слезы, и знаешь это родное, родное, это богатство твое".
Это не раздвоение личности поэта, а доказательство его стремления к правдивому отражению жизни.
Революционная поэма "Красная буря" - произведение не о праздниках и триумфах, а о буднях и противоречиях революции, о "всех страданиях, всех болях в их тысячных превращениях". Остро врезается мотив борьбы нового со старым: "Когда настает миг покоя, наступает боль".
Революция - это не прямолинейное шествие по пути, усеянному победами. Она имеет свои противоречия, зигзаги, острые повороты, переломы. Таков же путь поэта.
Наступил 1919 год, и вместе с ним - огненные бури гражданской войны. Классовая борьба приняла самые острые формы, включая еврейские погромы. И поэт создал гневную и горестную книгу стихов "1919". В предисловии к ней Квитко пишет: "Со всех сторон к нашей стране тянулись бронированные руки убийства и разбоя".
Герой стихотворения "Благословенная голова" освобождается от страха и рвется в бой с погромщиками:
Благословенная голова,
Нежно-трепетная рука -
Освободи меня!
Ты запрись с ребенком
За глухой стеной,
Искусанными губами страху скажи:
"Мой муж там".
...
Отпусти меня!
Я всю желчь свою
С болезненным гневом
Выплюну в лицо врагу!
"Болезненный гнев", накопленный в сердце, доходит до взрыва. Это гордость поэта, вместе со своим народом в час испытаний встречающего грудью бедствие.
Гнев и ненависть отнюдь не составляют основной пафос поэзии Квитко. Главное в его стихах - любовь к человеку. Поэт-гуманист, он убежден, что подлинная человеческая любовь может и должна прийти в мир, пусть даже через борьбу и страдания, сражения и войны.
Стихотворение "Закаленная история" выражает глубокое понимание сущности исторического развития:Закаленная история войны и любви на бродячей земле. О моя единственная! Пойдем, мы старые кузнецы, пойдем, мы история войны и любви, мы живем с начала мирозданья с каждым поколеньем. Мы были уже тихими и похороненными в тихом месте. Мы были уже бойцами и разорваны в куски, нас бросали в ямы - братские могилы. Я и ты на бродячей земле, мы несем войну и любовь".
Предпросмотр документа
ЛЕВ КВИТКО
ДВА ДРУГА
стихи
Перевод с еврейского
МОСКВА сДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
Он был такой приветливый, румяный и белозубый, что
дети радовались ещё до того, как он начинал читать сти-
Хи. А стихи Льва Квитко
него самого
нету:
Такие же светлые.
и
Кисаньки,
Очень похожи на
И чего только в них
Дудочки,
Скрипочки,
Бабочки, птицы, звери и много-много разных людей-
маленьких и взрослых. И над всем этим сияет солнце
любви ко всему, что живёт, дышит, движется, цветёт.
Прочти или попроси кого-нибудь прочесть тебе стихи
Льва Квитко, который писал на еврейском языке, но стал
Любимым поэтом всех детей, потому что стихи его с боль-
шой любовью переложили на русский язык русские поэты.
Елена Благuнuна
Рисунки Н.
ЦеЙТJlина
70802-002
К------208-80
МIОI(ОЗ)80
Иллюстрации.
Состав.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ
ЛИТЕРАТУРА_.
Я разломал коробочку,
Фанерный сундучок.
Совсем похож на скрипочку
Коробочки бочок.
Я к веточке приладил
Четыре волоска-
Никто ещё не видывал
Подобного смычка.
Приклеивал, настраивал,
Работал день-деньской...
Такая вышла скрипочка-
На свете нет такой!
в руках моих послушная,·"
Играет и поёт...
И курочка задумалась
И зёрен не клюёт.
Играй, играй же, скрипочка!
Трай-ля, трай-ля, трай-ли!
Звучит по саду музыка,
Теряется вдали.
И воробьи чирикают,
Кричат наперебой:
Какое наслаждение
От музыки такой!
Задрал котёнок голову,
Лошадки мчатся вскачь.
Откуда он? Откуда он,
Невиданный скрипач?
Трай-ля! Замолкла скрипочка...
Четырнадцать цыплят,
Лошадки и воробушки
Меня благодарят.
Не сломал, не выпачкал,
Бережно несу,
Маленькую скрипочку
Спрячу я в лесу.
На высоком дереве,
Посреди ветвей,
Тихо дремлет музыка
В скрипочке моей.
Не слышали ночью
За дверью колёс,
Не знали, что папа
Лошадку привёз,
Коня вороного
Под красным седлом,
Четыре подковы
Блестят серебром.
Неслышно по комнатам
Папа прошёл,
Коня вороного
Поставил на стол.
Горит на столе
Одинокий огонь,
И смотрит в кроватку
Осёдланный конь.
Но вот за окошками
Стало светлей,
И мальчик проснулся
В кроватке своей.
Проснулся. приветал,
Опершись на ладонь,
И видит: стоит
Замечательный конь.
Нарядный и новый,
Под красным седлом.
Четыре подковы
Блестят серебром.
Когда и откуда
Сюда он пришёл?
И как ухитрился
Взобраться на стол?
На цыпочках мальчик
Подходит к столу,
И вот уже лошадь
Стоит на полу.
Он гладит ей гриву,
И спину, и грудь,
И на пол садится-
На ножки взглянуть.
Берёт под уздцы-
И лошадка бежит.
Кладёт её на бок-
Лошадка лежит.
г лядит на лошадку
И думает он:
«Заснул Я. должно быть,
И снится мне сон.
Откуда лошадка
Явилась ко мне?
Наверно, лошадку
Я вижу во сне...
Пойду я и маму
Свою разбужу
И, если проснётся,
Коня покажу».
Подходит ОН К маме,
Толкает кровать,
Но мама устала-
Ей хочется спать.
«Пойду Я к соседу
Петру Кузьмичу,
Пойду я к соседу
И в дверь постучу!»
Откройте мне двери,
Впустите меня!
Я вам покажу
Вороного коня!
Сосед отвечает:
Я видел его,
Давно уже видел
Коня твоего.
Должно быть, ты видел
Другого коня.
Ты не был у нас
Со вчерашнего дня!
Сосед отвечает:
Я видел его:
Четыре ноги
у коня твоего.
Но ты же не видел,
Сосед, его ног,
Но ты же не видел
И видеть не мог!
Сосед отвечает:
Я видел его:
Два глаза и хвост
у коня твоего.
Но ты же не видел
Ни глаз, ни хвоста-
Стоит он за дверью,
А дверь заперта!
Зевает лениво
За дверью сосед-
И больше ни слова,
Ни звука в ответ.
ЛЕМЕЛЕ ХОЗЯИНИЧАЕТ
Мама уходит,
Спешит в магазин:
Лемеле, ты
Остаёшься один.-
Мама сказала:-
Ты мне услужи:
ВblМОЙ тарелки,
Сестру уложи.
Дрова наколоть
Не забудь, мой сынок,
Поймай петуха
И запри на замок.-
Сестрёнка, тарелки,
Петух и дрова...
У Лемеле только
Одна голова!
Схватил он сестрёнку
И запер в сарай.
Ск~азал он сестрёнке:
Ты здесь поиграй!
J{poBa он усердно
Помыл кипятком,
Четыре тарелки
Разбил молотком.
Но долго пришлось
С петухом воевать--
Ему не хоте.пось-
Ложиться в кровать.
Побежал я за ограду,
А Мороз стоит и ждёт,
Он пошёл со мною рядом-
Ни на шаг не отстаёт.
Во дворе рубашки наши
На верёвке с ветром пляшут.
Мороз за мною!
На бельё напал Мороз,
Острой пылью ледяною
Прохватил его насквозь.
Прихватил и жёстким сделал-
И бельё заледенело.
Ставь на снег
Подтолкни
Не упадёт.
Оно поЙдёт.
Я толкнул едва-едва-
Простыня пошла сначала,
И рубашка зашагала,
Растопырив рукава.
А портняжка Мороз
Колет щёки, режет нос.
Ветер ринулся навстречу,
Он вскочил ко мне на плечи.
Ветер
Всадник ледяной-
Звонко свищет за спиной.
Ели мёрзлые трещат,
Сани п6 снегу скрипят.
НА САНКАХ
Мне тепло в ушанке!
Я хватаю санки,
На гору взбираюсь,
Под гору лечу.
Для меня пустое,
Самое простое-
Прокатиться СТО${:
Видите- качу!
Вдруг рванулись санки...
Нет моей ушанки.
В снег она упала!
Падаю и я.
Вьётся, как змея.
Я нашёл ушанку,
Догоняю санки,
На гору взбираюсь,
Под гору лечу.
Для меня пустое,
Самое простое-
Прокатиться стоя:
БАБУШI(ИНЫ РУI(И
Я с бабушкой своею
Дружу давным-давно.
Она во всех затеях
Со мною заодно.
я с ней не знаю скуки,
И всё мне любо в ней.
Но бабушкины руки
Люблю всего сильней.
Ах, сколько руки эти
Чудесного творят!
Латают, вяжут, метят,
Всё что-то мастерят.
Так толсто мажут пенки,
Так густо сыплют мак,
Так грубо трут ступеньки,
Ласкают нежно так.
Проворные
Смотрите,
Готовы день-деньской
Они плясать в корыте,
Шнырять по кладовой.
Настанет вечер
Сплетают на стене
И сказки-сновиденья
Рассказывают мне.
Ко сну ночник засветят-
И тут замолкнут вдруг.
У мней их нет на свете
И нет добрее рук.
ЛЕТО НАСТУПИЛО
Солнце светит всё приветней,
Мы уедем в лагерь летний!
Мы уедем в лес, к реке
На большом грузовике.
Мы сначала сядем сами,
А потом возьмём кота,
Клетку с белыми мышами
И лошадку без хвоста.
Ну, а мамам нашим
Весело помашем:
До свиданья, мамы!
До свиданья, мамы!
С песнями веемыми,
С красными флажками
Ехали мы сёлами,
Ехали лужками.
Петухи встречали-
Радостно кричали:
Здравствуйте, ребята!
Здравствуйте, ребята!
Вот мы выскочили дружно,
Моем руки в ручейке.
Нам давно обедать нужно,
А котёл ещё в мешке.
Мы тогда берём лепёшки,
Чашки, фляжки с молоком
И бежим по тёплой стёжке
На прогулку босиком.
Роща нас встречает,
Ветками качает:
Здравствуйте, ребята!
Здравствуйте, ребята!
КАЧЕЛИ
Ой-да,
ой-да,
Ой-да, ух!
Я лечу,
лечу,
А навстречу мне лесок,
И неба тёплого кусок,
И в речке синяя вода!
Ой-да,
ой-да,
Ой-да, да!
Речки светлая струя
Изогнулась, как змея.
Вьётся так
и вьётся сяк
И вползает в березняк.
Ой-да,
ой-да,
ой-да, ух!
Аж захватывает дух!
Вот сбежалась детвора:
Ты качался
Нам пора!-
Вверх,
вниз!
Вверх,
вниз!
Прямо к облаку несись!
Город сдвинулся вдали,
Оторвался от земли...
Ой-да!
Ой-да!
Ой-да!
ДВА ДРУГА
()б этих ребятах
Не зря говорят:
«()ни друг за дружку
Горою стоят!»
Их двое, а кажется-
Топает взвод,
Когда подготовка
К сраженью идёт.
Жуков изучают,
Сидят у реки
И очень охотно
Едят пирожки.
()дин завздыхает,
Вздохнёт и другой,
()дин зачихает,
Чихнёт и другой.
Они не дерутся
Почти никогда,
Ведь драка
Не спорт,
И оба ныряют
Горячую пыль,
Как только появится
Автомобиль.
Вы ждёте, что вылезут
Двое ребят,
А видите двух
Озорных чертенят.
Где первый,
Там; стало быть, будет второй!
Стоят друг за дружку
Ребята горой.
БЫВАЕТ ТАК...
Бывает так, что ~CHeT свет
Без видимой причины,
Когда у вас в квартире нет
Умелого мужчины.
Отдавят ногу вам во тьме,
Притиснут хвост котёнку,
Извольте в этой кутерьме
Повалить сестрёнку!
Когда совсем темно кругом,
Вы тянетесь за творогом-
И что же? Ложкой прямо в хрен
Вдруг попадаете взамен.
У вас захватывает дух,
Вам разреветься впору...
Да, плохо, если свет потух,
А в доме нет монтёра!
А если есть монтёр у вас,
Он стул к стене подвинет,
На спинку встанет и тотчас
Всю музыку починит.
***
Люблю, когда у нас порой
Случается такое,Все инструменты у меня,
Конечно, под рукою.
Здесь прикручу,
Там откручу,
Поста~ю тут заплатки,
22
Винт завинчу, гвоздь вколочу,
И будет всё в порядке:
Горит orOHb, не гаснет газ
И мясорубка мелет,
И если бьёт в столовой час,
То час на самом деле!
МНЕ снятся МАЧТЫ, ЯКОРЯ...
Какой военный без погон?
Чудак ты, право слово!
Нарежь полосками картон,
Раскрась
И всё готово.
Я смастерил их в пять минут,
Они мне здорово идут!
Но только проволокой Я
Приладил их к рубашке,
Схватила бабушка моя
Отцовские подтяжки.
Но я молчал, я думал: «Что Ж,
Теперь погон не оторвёшь!»
Кричала бабушка: «Ишь как!
Что делает
Не знает!
Да настоящий-то моряк
Так разве поступает?»
Я не перечил, всё молчал,
Ни звука ей не отвечал.
Блестят погоны серебром,
Три звёздочки на каждом.
Быть капитано-моряком
Я прямо-таки жажду!
Мне снятся мачты, якоря,
Моря, далёкие края!
РАЗГОВОР СВИЛКОЯ
Яша думал:
Вещи все на разный лад,
Как живые, говорят.
Только ты откроешь дверь,
Заворчит она, как зверь:
«Ходят-бродят! Вот беда!
То туда, то сюда!»
Только сядешь ты на стул,
Он уж песню затянул:
«Ты опять сидишь, лентяй?
Встань, поди-ка погуляй!»
Меж собой болтают звонко
Вилки, ложки и солонка,
Шумный, радостный народ-
Разговоров полон рот.
Вилка папы не болтлива-
За обедом молчалива.
А у мамы вилка пляшет,
Разговаривая с Яшей:
«Ешь! И не смотри в окно!
Кто всё съест, пойдёт в кино!»
Вилка Яши заворчала:
«А скажи-ка мне сначала,
Яша, Яша, милый Яша,
Мыл ты руки перед кашей?»
Тут уж Яша стал ворчать:
Длиннозубая, молчать!
Не хочу с тобой водиться!-
И воткнул её в горчицу.
Вьюга,
Вьюга,
Вьюга,
Вьюга.
Не видать
Совсем друг друга,
Мёрзнут щёки
На бегу,
Перегоним
Мы пургу!
Всё быстрей
Мелькают
Лыжи,
Цель всё ближе,
Ближе,
Ближе,
Через ельник,
Сквозь кусты,
Сперевала,
С высоты.
Нет для лыжников
Помех.
Кто домчится
Раньше всех?
По дороге
Белой
Смело,
Смело,
Смело
Мы несёмся
Всё вперёд.
Пусть опасен
Поворот,
Пусть тропинки
Узки.
Очень круты
Спуски,
Тяжелы
Подъёмы,-
Скорость
Не сдаём мы!
Ввысь и вниз
Вихрем мчись!
Ель, сосна,
Посторонись!
Пусть свирепствует
МорозСостоится
Лыжный кросс!
Ветер воет, завывает,
Гнёт деревья до травы,
С веток яблоки сбивает,
Тащит шапку с головы.
РаСl1репал зелёный ельник,
В щ~и узкие проник.
Что он делает, бездельник,
ОшалеЛl?IЙ озорник!
Смастерю себе машину,
Вольный ветер запрягу-
Пусть не свищет по долинам,
Не буянит на лугу!
Он помчит меня за горы,
Сквозь леса и ГОРQда.
Целый свет с таким мотором
Я объеду без тру да r
А когда я кнопку трону,
Сразу стихнет шум колёс.
Ляжет ветер усмирённый
у порога, точно пёс.
СКРИПКА. Перевод М. Светлова
ЛОШАдКА.
Перевод С. Маршака
ЛЕМЕЛЕ ХОЗЯйНИЧАЕТ. Перевод Н. Найдёновой
МОРОЗ. Перевод В. донниковой
НА САНКАХ. Перевод Е. Благининой
БАБУШКИНЫ РУКИ. Перевод Т. Сnендuaровой
ЛЕТО НАСТУПИЛО. Перевод Е. Благинuной
КАЧЕЛИ. Перевод Е. Благинuной
ДВА ДРУГ А. Перевод Е. Благининой
БЫВАЕТ ТАК
Перевод Т. Сneндиаровой
МНЕ СНЯТСЯ МАЧТЫ. ЯКОРЯ... ПереводЕ. Благининой
. . . . . . . . , ..
РАЗГОВОР С ВИЛКОй. Перевод Е. Тараховской
ЛЫЖНИКИ. Перевод Т. Сnендиаровой
ВЕТЕР. Перевод Т. Сnендиаровой
Для младшего школьного возраста
Лев Моисеевич Квитко
ДВА ДРУГА
Стихи
Ответственный редактор Л. П. Серебрякова. Художе·
ственный
редактор
Г.
Ф.
Орд.. ,tclшЙ.
Технический
редактор Н. Г. Мохова. Корректор Е. А. СуtUlсян.
Сдано в набор 11.05.79. Подписано к печати 25.12.79.
Форма, 70Х 100"16. Бум. офс. Но 1. Шрифт литератур,
ный. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,6. Уч·изд. л. 1,98.
Тираж 2 000 000 экэ. Заказ Н. 737. Цена 10 коп. Орде·
Н8 Трудового Красного Знамени издательство _дет-
ская литература> Государственного комитета РСФСР
по делам издательств. полиграфии н книжной тор-
говли. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Фабрика
.Детская книга> Но 2 РосглаВПOJlиграфпрома Госу·
дарственного комитета РСФСР по делам Н3Д8теЛЬСtВ.
полиграфии и книжной торговли. Ленииград, 2·я Со·
ветская. 7.
Квитко л. М.
К
Два друга: Стихи/Переизд.; Перев. М. Светлова и др.; Рис. Н. ЦеЙтлина.-М.: Дет. лит.,
1980. - 31 С., ил. - (Читаем сами).
Веселые и лирические стихи о ребятах,
70802-002
К------208-80
М101(03)80
Лев (Лейб ) Моисе́евич Кви́тко (идиш לייב קוויטקאָ ; 15 октября - 12 августа ) - советский еврейский (идиш) поэт.
Биография
Родился в местечке Голосков Подольской губернии (ныне село Голосков Хмельницкой области Украины), по документам - 11 ноября 1890 года, но точной даты своего рождения не знал и называл предположительно 1893 или 1895 год. Рано осиротел, воспитывался бабушкой, некоторое время учился в хедере , с детства был вынужден работать. Стихи начал писать с 12 лет (или, возможно, раньше - из-за путаницы с датой его рождения). Первая публикация - в мае 1917 года в социалистической газете «Дос фрайэ ворт» («Свободное слово»). Первый сборник - «Лидэлэх» («Песенки», Киев , 1917).
С середины 1921 года жил и публиковался в Берлине , затем в Гамбурге , где работал в советском торговом представительстве, печатался как в советских, так и в западных периодических изданиях. Здесь же вступил в компартию , вёл коммунистическую агитацию среди рабочих. В 1925 году, опасаясь ареста, переехал в СССР. Выпустил множество книг для детей (только за 1928 год вышло 17 книг ) .
Переводы
Лев Квитко - автор ряда переводов на идиш с украинского , белорусского и других языков. Стихи самого Квитко переведены на русский язык А. Ахматовой , С. Маршаком , С. Михалковым , Е. Благининой , М. Светловым и другими.
На текст стихотворения Л. Квитко «Скрипочка» (в переводе М. Светлова) написана вторая часть Шестой симфонии Моисея Вайнберга .
Издания на русском языке
- В гости. М.-Л., Детиздат, 1937
- Когда я вырасту. М.,Детиздат, 1937
- В лес. М., Детиздат, 1937
- Письмо Ворошилову. М., 1937 Рис. В. Конашевича
- Письмо Ворошилову. М., 1937. Рис. М. Родионова
- Стихи. М.-Л., Детиздат, 1937
- Качели. М., Детиздат, 1938
- Красная армия. М., Детиздат, 1938
- Лошадка. М., Детиздат, 1938
- Лям и Петрик. М.-Л., Детиздат, 1938
- Стихи. М.-Л., Детиздат, 1938
- Стихи. М., Правда, 1938
- В гости. М., Детиздат, 1939
- Колыбельная. М., 1939. Рис. М. Горшмана
- Колыбельная. М., 1939. Рис. В. Конашевича
- Письмо Ворошилову. Пятигорск, 1939
- Письмо Ворошилову. Ворошиловск, 1939
- Письмо Ворошилову. М., 1939
- Михасик. М., Детиздат, 1939
- Разговор. М.-Л., Детиздат, 1940
- Ахахи. М., Детиздат, 1940
- Разговоры с близким. М., Гослитиздат, 1940
- Красная армия. М.-Л., Детиздат, 1941
- Здравствуйте. М., 1941
- Военная игра. Алма-Ата, 1942
- Письмо Ворошилову. Челябинск, 1942
- В гости. М., Детгиз, 1944
- Лошадка. М., Детгиз, 1944
- На санках. Челябинск, 1944
- Весна. М.-Л., Детгиз, 1946
- Колыбельная. М., 1946
- Лошадка. М., Детгиз, 1947
- История про коня и про меня. Л., 1948
- Лошадка. Ставрополь, 1948
- Скрипочка. М.-Л., Детгиз, 1948
- К солнцу. М., Дер Эмес, 1948
- Моим друзьям. М., Детгиз, 1948
- Стихи. М., Советский писатель, 1948.
Напишите отзыв о статье "Квитко, Лев Моисеевич"
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Квитко, Лев Моисеевич
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.