Почти каждый день в святцах мы встречаем имена Новомучеников и Исповедников Российских. Для Церкви их святость — непреложный факт. Однако в обществе существует точка зрения, согласно которой эти люди пострадали не за веру, а за антисоветские убеждения.

Правление большевистской партии в России, особенно его первые два десятилетия, было ознаменовано небывалыми по размаху гонениями на Церковь. Антицерковные репрессии достигли пика в 1937 году, когда по инициативе Сталина НКВД был издан секретный оперативный приказ, согласно которому «церковники» вносились в один из контингентов «антисоветских элементов», подлежащих репрессированию (расстрелу или заключению в концлагеря). В итоге этой кампании Православная Церковь и другие религиозные организации в СССР были практически полностью разгромлены. В научной литературе приводятся цифры, согласно которым только за время Большого террора 1937-1938 годов было арестовано более 160 тыс. служителей Церкви (в это число входят не только священники), из которых более 100 тыс. были расстреляны. В Русской Православной Церкви на всей территории СССР к началу Второй мировой войны на кафедрах осталось всего четыре архиерея (из примерно 200), служение в церквах продолжали несколько сот священников (до 1917 года их было более 50 тыс.). Можно предположить, что репрессиям подверглось не менее 90% духовенства и монашествующих (большинство из них были расстреляны), а также значительное число активных мирян. Некоторые исследователи оценивают общее количество пострадавших за веру в СССР числом до 1 млн человек.

С 1980-х годов в Русской Православной Церкви сначала за рубежом, а затем и в отечестве начался процесс канонизации Новомучеников и Исповедников Российских, пик которого пришелся на 2000 год. К настоящему моменту поименно прославлено уже около двух тысяч подвижников, причем надо понимать, что это лишь малая часть из тех, кто беспорочно пострадал за веру от богоборческой власти, тех, кто, несомненно, прославлен у Бога. Можно утверждать, что в период большевистских гонений Русская Церковь дала миру десятки, а может быть, и сотни, тысячи святых — больше, чем любая другая Поместная Православная Церковь за всю свою историю.

Можно было бы только радоваться такому множеству святых, явленных Русской Православной Церковью в ХХ веке, но находятся скептические голоса, сомневающиеся в том, можно ли считать их мучениками, пострадавшими за Христа? Некоторые, например, считают, что подвергшиеся репрессиям от советской власти члены Церкви пострадали не за веру, а за свои политические (антисоветские) взгляды. Именно такой была позиция самой советской власти. Действительно, формально в СССР (в отличие, скажем, от Албании) преследований за веру не было. Советская власть, провозгласив в январе 1918 года свободу совести, многократно заявляла, что ведет борьбу не с религией, а с контрреволюцией. Большинство церковных людей, репрессированных в 1920-1930-е годы, были осуждены за действия, «направленные к свержению, подрыву или ослаблению власти <…> Рабоче-Крестьянского Правительства» (ст. 58 УК РСФСР).

Насколько правомерны были обвинения Церкви в контрреволюции? Была ли Церковь нелояльна советской власти, и если да, то в чем эта нелояльность, имевшая следствием многочисленные жертвы среди церковных людей, заключалась? Вела ли Церковь какую-то борьбу с «Рабоче-Крестьянским Правительством» и предпринимала ли какие-то действия, направленные к его «свержению, подрыву или ослаблению»?

Ответить на эти вопросы можно, приняв во внимание следующие факты. Осенью 1919 года, в наиболее критический для большевиков момент Гражданской войны, когда Белая армия победно двигалась на Москву, Патриарх Тихон призвал архипастырей и пастырей Православной Церкви не подавать никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, и подчиняться ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию. Летом 1923 года Пат-риарх, чтобы отвести от себя политические обвинения, заявил Верховному суду РСФСР, что он окончательно и решительно отмежевывается как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контр-революции. В последующий период заявления православных иерархов о лояльности советской власти делались постоянно. Примерами могут служить: послание Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) лета 1925 года, в котором содержался призыв являть везде и всюду примеры повиновения гражданской власти; проект Декларации Заместителя Патриаршего Местоблюстителя мит-рополита Сергия (Страгородского), представленный летом 1926 года, в котором он от лица всей православной иерархии и паствы засвидетельствовал перед советской властью искреннюю готовность быть вполне законопослушными гражданами Советского Союза; появившееся тогда же так называемое Соловецкое послание заключенных епископов: «С полной искренностью мы можем заверить правительство, что ни в храмах, ни в церковных учреждениях, ни в церковных собраниях от лица Церкви не ведется никакой политической пропаганды», — писали они. Летом 1927 года митрополит Сергий пошел еще дальше, охарактеризовав все предшествовавшие заявления о лояльности как «половинчатые» и провозгласив: «Теперь мы переходим на реальную, деловую почву и говорим, что ни один служитель церкви в своей церковно-пастырской деятельности не должен делать шагов, подрывающих авторитет советской власти». Изданная тогда митрополитом Сергием июльская Декларация 1927 года многих в Церкви привела в крайнее смущение. «Всякий удар, направленный в Союз, <…> сознается нами как удар, направленный в нас», — говорилось в Декларации.

Казалась бы, что после таких заявлений (подкрепленных к тому же целым рядом конкретных действий: требованием к русскому зарубежному духовенству дать подписку о лояльности советской власти, введением обязательного поминовения власти за богослужением, перемещением целого ряда неугодных власти епископов на другие кафедры), по крайней мере сторонников митрополита Сергия, власть должна была перестать преследовать: они доказали, что причислять их к контрреволюционерам нет оснований. Впрочем, и оппозиция митрополиту Сергию против самого по себе требования гражданской лояльности ничего не имела. Так, например, самое громкое заявление оппозиции — воззвание ярославских иерархов, возглавляемых бывшим Заместителем Патриарха Тихона митрополитом Агафангелом — гласило: «Мы всегда были, есть и будем лояльны и послушны гражданской власти; всегда были, есть и будем истинными и добросовестными гражданами нашей родной страны». Однако никакого смягчения репрессий не произошло, размах гонений с каждым годом только нарастал, что хорошо видно из собранной в ПСТГУ статистики репрессий (если принять число арестов по «церковным делам» в 1926 году за 100%, то в 1927 году этот показатель равен 177%, в 1928-м — 258%, в 1929-м — 840%, в 1930-м — 2238%). Даже из тех иерархов, кто подписал в 1927 году упомянутую июльскую Декларацию, большинство было расстреляно (репрессий избежали лишь двое из девяти — будущие Патриархи Сергий и Алексий I). Более того, жестоким репрессиям в 1930-е годы подверглись и многие так называемые церковные обновленцы («красные попы», как их звали в народе), выступавшие с начала 1920-х годов в качестве ревностных сторонников новой власти. Всё это позволяет утверждать, что действительной причиной гонений на Церковь была вовсе не ее мнимая нелояльность советской власти. Причину эту следует искать в самой природе большевизма.

Обращаясь в начале 1922 года к народам мира, первый Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий) определил большевизм как «культ убийства, грабежа и богохульства». Сказано это было, конечно, резко, но, по сути дела, правильно. Победивший в России большевизм был одержим пафосом богоборчества. Всякий, кто не исповедовал этого «культа убийства, грабежа и богохульства», каким бы добросовестным гражданином Советской Республики он ни был, воспринимался большевизмом как враг. В силу этого любой верующий человек, поскольку он не мог стать носителем богоборческой идеологии, рассматривался большевистской властью как контрреволюционер. Новая власть требовала не просто законопослушности: борьба шла за души людей. Сам факт существования Церкви в СССР был для богоборческой власти сильнейшим вызовом. Секретарь ЦК ВКП(б) Каганович в секретном обращении к местным партийным комитетам в феврале 1929 года писал, что религиозные организации «являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы». И это при том, что свидетельства лояльности советской власти со стороны этих религиозных организаций множились день ото дня! В служителях Церкви (служителях в широком смысле слова) большевизм видел прежде всего своих духовных врагов, подлежащих в конечном счете полному уничтожению. Их большая или меньшая готовность демонстрировать свою лояльность советской власти могла влиять лишь на очередность нанесения удара по ним, но удар должен был последовать неизбежно.

Здесь, однако, некоторыми выдвигается еще одно возражение против канонизации новомучеников и исповедников. Говорят, что гонения советской власти на духовенство, монашествующих, церковных активистов не отличалось принципиально от гонений на дворянство, «нэпманов», кулаков и т.д. Власть преследовала всех их как социально ей чуждых, независимо от их убеждений. Говорят, что пострадавших от большевиков членов Церкви нельзя считать мучениками за Христа, поскольку им-де, в отличие от мучеников первых веков, не предоставлялся выбор: смерть за веру или жизнь через отречение.

В действительности, выбор был. Большевики своего отношения к религии никогда не скрывали и даже еще до захвата власти давали понять, что Церкви нет места в том обществе, которое они собирались построить. Любой сознательный церковный человек не мог не понимать, что если он продолжит открыто исповедовать свою веру, то рано или поздно, в той или иной форме, подвергнется преследованию со стороны богоборческой власти. Были те, кто сориентировался в новых условиях очень быстро. Так, например, петроградский священник Михаил Галкин уже в ноябре 1917 года предложил так называемым народным комиссарам свои услуги, а в 1918 году окончательно снял с себя сан, превратившись в активного безбожника «товарища Горева». Даже в период наибольшего накала гонений (годы так называемого Большого террора, 1937-1938) путь к спасению своей жизни через полный разрыв с религией и открытый переход на службу воинствующему безбожию был открыт. Пример пошедшего по такому пути — обновленческий «митрополит Ленинградский» Николай Платонов, объявивший в 1938 году, что более не имеет к Церкви никакого отношения, и устроившийся на работу хранителем Ленинградского музея атеизма.

Был и еще способ уцелеть в те годы. Как правило, прямого отречения от Бога власти не требовали. Чаще требовали другого: от епископов помочь выявить «контрреволюционное» духовенство, от священников — «контр-революционных» мирян, та же роль осведомителей предлагалась и мирянам. Как описывал священник Михаил Польский, бежавший в 1930 году из СССР, сначала предлагалось дать просто подписку «честного гражданина Советской Республики» с обязательством доносить «о всяком случае контрреволюции», затем, через некоторое время, следовало уже требование дать вторую подписку: обязательство исполнять все распоряжения ГПУ. В конечном счете всё сводилось к тому, что, для того чтобы не сесть самому, надо было сажать других, причем делать это столь усердно, чтобы у хозяев из госбезопасности не возникало сомнений в полезности своего секретного сотрудника. Тогда внешне от Бога можно было и не отрекаться. Служить интересам безбожия, не снимая рясы, — такую возможность власть готова была предоставить. И находились люди, этой возможностью пользовавшиеся. Так, например, обновленческий «митрополит Ставропольский» Василий Кожин с удивительным цинизмом говорил в 1944 году представителю власти, что «своим 20-летним существованием обновленческая церковь вела работу, сводящуюся в конечном счете к изъятию реакционных элементов тихоновской Церкви».

Однако для подавляющего большинства служителей Церкви подобный путь скрытого предательства оказался столь же неприемлем, как и путь открытого отречения. Они хорошо понимали, что предательство своих собратьев равносильно отречению от Самого Христа: Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф. 25, 40). И, соответственно, страдания, вызванные отказом доносить на своих собратьев, равноценны страданиям за Самого Христа. По этой причине можно, без всякого сомнения, считать всех христиан, пострадавших за отказ как-либо служить советской власти в деле насаждения безбожия, мучениками за Христа. Их страдания — результат принятия Евангелия во всей полноте. Им предлагали делать то, что было противно их христианской совести, именуя это «борьбой с церковной контрреволюцией». Они предпочли смерть. В этом выявилось величие их подвига и раскрывается его смысл.

Образец такого страдания за Христа являет, например, митрополит Серафим (Чичагов). Как и многие, он был расстрелян в 1937 году. Расстрелян не за то, что вел какую-то антисоветскую работу. И даже не за то, что был митрополитом, а по происхождению дворянином. К тому времени 81-летний митрополит Серафим был уже совершенно бессильным и прикованным к постели. С такими людьми НКВД обычно уже не связывался, и митрополит Серафим вполне мог бы умереть дома, но Господь не лишил его мученического венца. Его бывший келейник-секретарь сбежал из лагеря и попросил убежища у митрополита Серафима, которое тот ему и предоставил. Однако вскоре после этого беглец явился в комендатуру НКВД с повинной и на первом же допросе выдал, у кого скрывался. Арест митрополита был вызван именно тем, что он не донес на своего запутавшегося духовного сына. Выносить арестованного из дома пришлось на носилках.

Другой пример — Патриарший Местоблюститель митрополит Петр (Полянский). Ему Господь судил возглавлять Русскую Православную Церковь в самые тяжелые для нее годы: с 1925-го по 1937-й. Власть неоднократно предлагала ему «договориться», но он был непреклонен и за это, проуправляв Церковью лишь восемь лет, на долгие годы был отправлен сначала в далекую ссылку, а затем в одиночную тюремную камеру. Ему обещали жизнь и свободу в обмен на согласие стать осведомителем ОГПУ, то есть доносчиком, но он категорически отказался, объяснив затем, что подобного рода занятия несовместимы с его званием и несходны его натуре. В итоге, пробыв двенадцать лет в невыносимых условиях в заключении, митрополит Петр был в 1937 году расстрелян, как и митрополит Серафим.

Таких историй подвига страдания за Христа, за Церковь Христову, за ближних своих, чад этой Церкви, — сотни тысяч. И хотя физически к концу 1930-х Русская Церковь была практически полностью уничтожена, духовно она оказалась не сломлена, ибо, по слову митрополита Петроградского Иосифа (Петровых), «смерть мучеников за Церковь есть победа над насилием, а не поражение». Была только одна сила, которую Церковь могла противопоставить безумной злобе гонителей. Это сила святости. Столкнувшись с этой великой силой, с этим духовным сопротивлением, воинствующее советское безбожие, помимо своей воли, вынуждено было отступить. Новомученики и Исповедники Российские не боялись жить по Евангелию даже в самые мрачные годы ленинско-сталинской тирании, жить так, как велела им их христианская совесть, и готовы были умереть за это. Господь принял эту великую жертву и Своим Промыслом направил ход истории в годы Второй мировой войны так, что бого- и человеконенавистническое советское руководство вынуждено было отказаться от планов скорейшего искоренения религии в СССР. Насадить повсеместно «культ убийств, грабежа и богохульства» большевикам не удалось. Именно благодаря подвигу новомучеников и исповедников Русская Православная Церковь и была спасена. В этом и заключается его непреходящее значение.

Священник Александр Мазырин родился 2 мая 1972 г. в г. Волгограде. В 1995 г. окончил Московский инженерно-физический институт, в 2000 г. — Православный Свято-Тихоновский богословский институт. Магистр богословия, кандидат исторических наук, доцент. В настоящее время — заместитель заведующего научно-исследовательским отделом новейшей истории Русской Православной Церкви и одновременно доцент кафедры истории Русской Православной Церкви Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Автор монографии «Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-1930‑х гг.» и более пятидесяти других научных и учебно-методических трудов. Редактор серии «Слово исповедников ХХ в.»

Возведенный на стяжавшем в 30-е годы XX столетия страшную славу Бутовском полигоне, известен по всей России. Это место предельного страдания - расстрела тысяч невинных людей - в наши дни стало местом молитвы и памяти. Здесь пострадал целый сонм мучеников за Христа: архиереев, священнослужителей, монашествующих, простых верующих мирян. Здесь хранится память о них; в дни расстрелов - а это более ста дней в году - служатся панихиды, работает научно-просветительский центр, изучающий связанные с ними исторические материалы. О значении почитания новомучеников и о том, как приход храма трудится над сохранением исторической памяти, наш корреспондент побеседовал с протоиереем Кириллом Каледой - настоятелем храма Новомучеников и Исповедников Российских в Бутово.

Сотни тысяч людей свидетельствовали о своей вере, невзирая на страшные условия, на угрозу репрессий даже до смерти - не боялись говорить, что они веруют во Христа.

О подвиге новомучеников и исповедников и о той колоссальной трагедии, которая произошла в России, надо говорить везде.

- Почитание новомучеников в наши дни растет или умаляется?

Несомненно, растет. Об этом свидетельствует и число людей, которые сюда приезжают, проявляют интерес. Отрадно, что состав этих людей меняется. Когда мы начинали служить здесь, не считая тех, кто приходил просто помолиться, как в приходской храм, сюда в основном приезжали родственники пострадавших, которые помнили их лично: дети, иногда внуки. Как-то приехала жена убиенного, в другой раз - младший брат. Сейчас приезжают правнуки - не только людей, прославленных в лике святых, но и просто убиенных, которые узнали, что кто-то из их предков был расстрелян. Зачастую они имеют весьма обрывочные сведения - ведь люди боялись говорить о репрессированных родственниках.

Так, к нам пришли несколько человек лет сорока, которые сказали, что их двоюродный дед был монахом и пострадал. Когда они назвали фамилию, оказалось, что это священномученик Николай (Добронравов), архиепископ Владимирский и Суздальский, - достаточно известный богослов, член Собора 1917 года. Его кандидатура обсуждалась на должность ректора Московской духовной академии. То есть человек действительно значимый - а в семье не сохранилось никаких сведений, только то, что он был монахом и где-то пропал... И этот случай не единичный. Иногда люди, узнав, что кто-то из их родных невинно пострадал, начинают искать какие-то материалы о них, обращаются в архивы, расспрашивают своих бабушек и дедушек; некоторые даже воцерковляются через эту работу. С моей точки зрения, это очень важно.

Обращаются ли к памяти новомучеников на приходском уровне - имею в виду не ваш храм, а приходы, где, может быть, служил кто-то из пострадавших потом за веру?

Если первое время всего несколько приходов в Москве и Подмосковье проявляли интерес к подвигу новомучеников, то теперь к нам приезжают из множества храмов, говорят: «У нас батюшка пострадал...» - служат панихиду или молебен, просят материалы, иногда делятся сведениями, которые им самим удалось обрести на местах.

- То есть подвиг новомучеников достойно почитается в наши дни?

К сожалению, этого сказать мы не можем. По большому счету, конечно, ни нашим церковным обществом, ни светским не осознано то, что произошло в России в XX столетии. С моей точки зрения, это достаточно печально.

А произошло удивительное, говоря светским языком, героическое, а по-церковному - чудесное стояние за веру, когда не один, не два, не десять и не сто, а сотни тысяч людей - может быть, надо говорить и о миллионах, свидетельствовали о своей вере, невзирая на страшные условия, на угрозу репрессий даже до смерти. Не боялись говорить, что они веруют во Христа. Конечно, о подвиге новомучеников и исповедников и о той колоссальной трагедии, которая произошла в России, когда наш народ прельстился идеей построения Царства Божия на земле и заплатил за это страшную цену надо говорить везде. И я не могу исключить, что потери, которые наш народ понес в XX столетии, могут привести к национальной гибели, если мы так и не осознаем случившегося.

Но, кажется, церковный-то народ все осознал; на праздники новомучеников земли Русской и новомучеников Бутовских здесь собираются целые сонмы молящихся...

На Патриаршем богослужении памяти Бутовских новомучеников присутствуют три-четыре тысячи человек А в этой земле - только по документам - лежит 21 тысяча. На панихиде же, которую мы служим в будний день в память какого-либо из расстрелов, присутствует в лучшем случае десять бабушек.. А когда совершалась служба в память кого-то из новомучеников в вашем приходском храме? Хотя бы поминают ли их на отпустах в дни памяти?

- Что можно сделать, чтобы наш народ глубже осознал значение подвига новомучеников? - Изначально наша община ставила задачей не исследование житий и подвига новомучеников, а сохранение этого места. Нашим приходом и созданным при нем научно-просветительским центром была проведена определенная научная работа. Без преувеличений скажу, что не знаю, где бы еще было проведено подобное исследование мемориальной культуры России. У нас более пятисот единиц хранения самых разных вещей - начиная с уникальных богослужебных предметов и заканчивая какими-то совсем небольшими записочками и т.п.

Мы взаимодействуем с родственниками пострадавших и приходами, где они служили. У нас есть сотрудники, которые проводят экскурсии для приезжающих сюда и, в свою очередь, фиксируют сведения, сообщаемые гостями. К сожалению, у нас пока нет возможности обобщить полученные материалы подобно тому, как это делает Свято-Тихоновскиий университет: у нас все же приходской храм, причем даже не московский, а подмосковный... Сейчас мы делаем базу данных, связанную с картой, где будут отражены места служения Бутовских новомучеников, - чтобы приходы, краеведы, паломнические службы знали, где проходил жизненный путь того или иного святого.

- А Ваши предки пострадали в годы гонений?

Да, мой дед пострадал здесь, в Бутово.

Вы происходите из необыкновенной семьи: отец был тайным священником, почти все Ваши братья и сестры стали служителями Церкви. Как это произошло?

Наверное, по молитвам дедушки и бабушки. Они мечтали иметь двенадцать детей и чтобы все они стали проповедниками слова Божия. У деда была необычная судьба. Его отец был чистокровным армянином, а мать - немкой с Поволжья. Как это ни странно, в среде армянской интеллигенции начала века было достаточно распространено лютеранство. Прадед получил образование в Швейцарии. Когда скончалась его первая супруга и осталось несколько детей - а он в это время жил в Саратове, - он обратился в лютеранскую общину, попросил помощи в их воспитании. О женитьбе он тогда не помышлял. Прабабушка откликнулась из христианских соображений - а позже прадед предложил ей руку и сердце. От этого брака родился дед. Он был воспитан в лютеранстве.

В молодости перешел в баптизм. Был одним из руководителей, а в двадцатых -годах главой Российского студенческого христианского движения, которое объединяло и протестантов разного толка, и православных. А бабушка происходила из древнего русского, московского рода Алексеевых -ее родственником был, например, Николай Александрович Алексеев, первый глава Московской городской думы. Так сложилось, что бабушка не встретила в своей жизни каких-либо достаточно ярких православных священников и перешла в баптизм . Скончалась она достаточно рано, будучи, к сожалению, баптисткой. А дед уже после ее кончины принял Православие. Стал священником, трижды арестовывался и наконец был расстрелян. Это священномученик Владимир Амбариумов - отец моей мамы. Дедушка получил высшее образование, в годы, когда он не имел возможности служить, он работал в ряде научных организаций, имеет немало авторских свидетельств. А мой отец был его духовным сыном... Папа происходил из верующей семьи и всегда был глубоко церковным человеком. Большую часть жизни он работал геологом.

В 1972 году тайно принял рукоположение в священника, и на протяжении восемнадцати лет у нас дома каждое воскресенье, каждый большой праздник совершалась Божественная литургия, совершались и другие таинства.

Так, папа венчал у нас дома архитектора Михаила Юрьевича Кеслера - того самого, который позже разработал проект нашего храма. Я, мои братья и сестры тоже имеем опыт работы в разных областях: мы двое - геологи, остальные - медики. Нас было шесть человек, старший брат Сергей погиб в автомобильной катастрофе. Он принимал активное участие в обустройстве Бутовского полигона, в строительстве деревянного храма. Вто- рой старший брат, Иоанн, - настоятель в храме Троицы на Грязех , на Покровке. Младшая сестра в течение десяти лет работала реанимационной сестрой в Филатовской больнице, теперь она - настоятельница Зачатьевского монастыря игумения Иулиания, фактически его возобновительница. Еще одна сестра, Александра, была замужем за ныне покойным отцом Александром Зайцевым, клириком Санкт-Петербургской епархии. Сейчас она живет в Зачатьевском монастыре. И младший брат Василий - медик, психиатр, профессор Свято-Тихоновского университета.

Беседовала Алина Сергейчук

Источник материала: журнал «Церковная ризница» № 40 (осень 2013 г.) издательства «Русиздат».

Доклад протоиерея Кирилла Каледы, настоятеля храма Свв. Новомучеников и исповедников Российских в Бутове, на IV международной конференции Фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского» по наследию митрополита Антония Сурожского «Учиться видеть»

Духовное и богословское наследие приснопамятного очень разнообразно. Мы черпаем из него наставления о молитве, о предстоянии перед Богом, о построении взаимоотношений с близкими, о труде перенесения болезней и о подготовке к смерти. Темой же настоящего сообщения является видение приснопамятного Владыки святости подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской.

К подвигу Владыка Антоний неоднократно обращался в своих проповедях и выступлениях, и, несомненно, для него самого осознание этого подвига и их молитвенное предстательство имели важное значение.

Мученичество

Му́ченики - древнейший сонм святых, прославляемых Церковью. Как в греческом, так и латинском языках мученики обозначаются, соответственно, словами: «μάρτυς” (ма́ртис) и «martyr» (ма́ртир), которые при дословном переводе на русский язык соответствует слову «свидетель». Древнецерковная традиция видит в подвиге мученичества в первую очередь подвиг свидетельства о Христе «даже до смерти» (Фил. 2:6–8).

Подтверждение этому мы можем найти в многочисленных богослужебных текстах, посвященных мученикам, в том числе и в службе Новомученикам и исповедникам Церкви Русской (см., например, светилен этой службы). При этом в разных текстах, как в богослужебных, так и богословских трактатах, смысл этого свидетельства обозначается по-разному. Это может быть и прямое свидетельство о Христе Иисусе, Свете Истинном, как в упомянутом выше светильне службы Новомучеников, так и свидетельство мучеников о их верности Христу, как это звучит в молитве Новомученикам.

Следуя церковной, святоотеческой традиции, митрополит Антоний также видел в подвиге мучеников в первую очередь подвиг свидетельства, но он обратил внимание на особый аспект, особую грань этого свидетельства.

Видение подвига мученичества и вообще святости Владыка основывает на словах Ап. Павла из I послания к Коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,-то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:1–3).

По словам Владыки:

«Главное в мученике - не кровь, а неизменная, не изменяющая любовь. Дело не в тиграх и львах. Многие люди погибали, растерзанные хищными зверьми, но только те, чья смерть была проявлением милосердной любви, то есть любви к Богу и любви к людям, погибли мучениками в основном смысле этого слова, μάρτυς, то есть свидетелями».

В проповеди в день памяти новомучеников Российских в 1995 г. Владыка сказал:

«Слава церковная - ее мученики, потому что мученики веры это люди, которые оказались настолько укоренены в любви к Богу и в любви к ближнему, что они были готовы быть свидетелями перед всем миром о Божественной любви. И не только любовь к Богу они проявили; это было личной их любовью. Но и любовь к миру они проявили тоже, потому что они отдали свою жизнь для того, чтобы иметь возможность всем людям, всем, кто только мог услышать их глас, всем, кто мог услышать об их подвиге, засвидетельствовать о том, что Бог есть Бог любви, и что у Него есть на земле свидетели, настолько убежденные в Его правде и в любви Его, что они готовы отдать и всю жизнь свою во свидетельство тому».

Говоря о святости вообще, владыка говорит:

«Определение святости через чудеса и тому подобные явления - недостаточно». «Святость - любовь Божия, действующая свободно и сознательно». «Евангелие пробуждает любовь, и одна только любовь и определяет святость».

Прославляя подвиг новомучеников Церкви Русской, Митрополит Антоний говорил:

«Мученики, исповедники Российские являются славой русской земли перед лицом Божиим, свидетелями того, что в самые страшные, темные годины нашей истории, издревле и до сих пор, были сонмы людей, мужчины, женщины, дети, которые так Ему поверили, так отдали себя в Его руку на служение, что они до смерти остались Ему верными. <…> Подумайте, что это значит: Бог так возлюбил мир, что Он Своего Сына Единородного отдал на смерть для того, чтобы мы поверили в Его любовь, поверили в Его учение, последовали за Ним, и стали достойными себя самих и той любви, которую Бог нам подарил. <…> И наша Русская земля ответила на эту любовь Божию, отдав себя. Тысячи и тысячи людей жили достойно этой любви; и тысячи и тысячи людей умерли достойно этой любви».

В подтверждение сказанному Владыка проводит конкретные примеры проявления любви в подвиге мученичества за Христа, явленные в России и минувшем ХХ столетии.

Осталась любовь…

Один из любимых Владыкой примеров это рассказ об одном молодом священнике, которого в ранние годы русской смуты арестовали за проповедь Евангелия. Он провел в тюрьме несколько месяцев, подвергался допросам, пыткам, пережил страх, оставленность, . Его выпустили. Родственники, друзья его окружили: «Что осталось от тебя?», - спрашивали они человека, который попал в тюрьму молодым, крепким, пламенным, а вышел оттуда изможденным, поседевшим, как будто сломленным. И он ответил: «Страдание поглотило все. Осталось одно: любовь». И он без колебания снова принялся за проповедь среди тех, кто его предал и выдал, и умер в концентрационном лагере.

Другой, любимый Владыкой пример о рабе Божией Наталии, которая ценой своей жизни спасла жену белого офицера с двумя детьми от расстрела. Это произошло в девятнадцатому году, когда один из городов средней России, переходивший раз за разом из одних рук в другие, оказался в руках новой власти; в этом городке находилась женщина, жена русского офицера, со своими двумя детьми. Она спряталась на окраине города, в опустелом домике, и решила переждать до момента, когда сможет бежать.

Однажды вечером кто-то постучался к ней в дверь. Она трепетно ее открыла и оказалась перед лицом молодой женщины, ее же лет, которая ей сказала: вы ведь такая то, не правда ли? Вам надо немедленно бежать, потому что вас предали, и сегодня ночью придут вас брать. Мать посмотрела на нее, показала своих детей: куда мне бежать - они же далеко не пойдут, и нас сразу узнают! И тогда эта женщина, которая была просто соседкой, улыбнулась и сказала: «Нет! Вас искать не станут, потому что я останусь на вашем месте». «Но вас расстреляют!» - сказала мать. И молодая женщина снова улыбнулась: «Да! Но у меня нет детей». И мать ушла, а молодая женщина осталась. Глубокой ночью пришли, застали эту молодую женщину (звали ее Натальей) и расстреляли. Мать с детьми спаслась, и Владыка был лично знаком с ней и ее детьми.

Мы знаем, что можно привести и другие подобные примеры. Например, мученическую кончину убиенного в Бутове Сергея Михайловича Ильина, пострадавшего по обвинению в совершении тайных богослужений, которые совершал его брат, известный в Москве священник отец Александр Ильин. Сергей Михайлович не указал на следствии, что предъявленные по документам следствия обвинения относятся не к нему, мирянину, С. М. Ильину, а к его брату, священнику А. М. Ильину, и принял смерть за брата.

Опыт общения с представителями поколения наших отцов и дедов, прошедших через горнило гонений за веру, тюрьма и лагеря, свидетельствует нам, что эти люди были удивительно любвеобильны, светлы и радостны, и, общаясь с ними, мы находились в атмосфере любви и света.

О благодарности

Говоря о подвиге новомучеников, Владыка особо обращал внимание на значение этого подвига для нас.

«Мученики являют нам новую высоту любви Божией в человеческих сердцах, новую победу Божию. Бог снова являет Себя, и мученичество одного перерастает в спасение другого».

В другом месте он говорил:

«…из них многие, отдавали свою жизнь за Христа, за веру, были замучены и в застенках, и в тюрьмах, и в лагерях за то, что они верили во Христа, и предпочитали умереть скорее, чем отказаться от Него, от своего Бога, от своего Спасителя, от Того, Кто так их возлюбил, что Он Сам Свою жизнь отдал, чтобы мы не сомневались в Божественной любви и чтобы нам открылись врата вечной жизни»

«Мы должны быть благоговейно благодарны за их подвиг, за величие их души, за дерзновение их жизни; но каким вызовом является их жизнь для нас. Мы живем жизнью серой, часто без подвига внутреннего, и, конечно, без внешнего подвига. <…> Так ли мы отвечаем на любовь Божию? <…> И их память мы должны совершать не только тем, чтобы ликовать о них, чтобы дивиться на них, а тем, чтобы, взглянув в их жизнь, стать подобными им, отдать свое сердце, отдать свою жизнь для служения Тому Богу, Который нас научил такой любви»

Владыка Антоний, был современником новомучеников, человеком перенесшим тяготы эмигрантской жизни, горячо любившим Россию и, несмотря на все искушения, верным сыном Русской Православной Церкви. Он чаял прославления в лике святых новомучеников и исповедников Российских, и канонизацию Собора новых мучеников русских он принял с радостью.

К сожалению, приходиться признать, что, несмотря на прославление этого великого сонма новых русских святых, при ответе на вопрос, поставленный Владыкой: «Так ли мы отвечаем на любовь Божию, явленную через подвиг новомучеников?», - мы потупляем взоры.

Но, слава Богу, в Церкви происходит осознание этого подвига. В честь новомучеников освящаются храмы, крестятся новопросвещенные. Новым святым пишутся иконы, им совершаются богослужения, в их память проходят крестные ходы, организуются конференции. Ведется многолетняя полемика о критериях, необходимых для прославления в лике святых того или иного члена Церкви, пострадавшего в те страшные годы гонений. И видение подвига новомучеников как свидетельства о любви, о чем учил приснопамятный митрополит Антоний, является важным вкладом в соборное осознание значения и величия подвига, совершенного великим сонмом новых мучеников Церкви Русской.

Доклад благочинного Ракитянского округа
протоиерея Николая Германского на XV старооскольских муниципальных Рождественских чтениях «1917-2017: уроки столетия»

В преддверии 100-летнего юбилея революционного переворота 1917 года в России как никогда обсуждается эта тема, и в разных кругах разные люди, хотя и живущие на одной и той же земле, видят и читают это явление совершенно по-разному. Но как важно понимать эту тему правильно, ибо от ее правильного понимания зависит не только то, какими будут расти наши дети, но как они и мы вместе с ними будем понимать, что такое на самом деле свобода, братство, равенство, справедливость и, наконец, человеческое счастье, к которому каждый из нас стремится, но, увы, понимает его по-своему.
Да, безусловно, каждый человек индивидуален и неповторим, и это прекрасно. Но если мы принимаем язык Священного Писания, то мы принимаем и то, что нашим общим предком является Адам, а потому мы обладаем не только неповторимостью. То общее, что объединяет нас, наверняка перевесит все наши различия.
Поскольку около 80 процентов наших соотечественников на сегодняшний день считают себя православными, было бы справедливым в нашем сегодняшнем разговоре о подвиге русских святых опереться на Священное Писание.

Казалось бы на первый взгляд, какая может быть связь между революцией и святостью? Думается, для того, чтобы увидеть эту связь явственно, необходимо сделать хотя бы краткий экскурс в историю человечества с самых ее истоков. Но вначале неплохо бы вспомнить о том, что была предыстория, когда Адама еще не было на земле, и суть которой заключается в том, что сначала Господь сотворил ангелов, и один из них по имени Денница, что означает «светозарный», возгордился собственной красотой и восстал против Бога, при этом соблазнив, по учению Святых Отцов, одну треть ангелов. А потому мы вполне справедливо называем его первым бунтарем и революционером. Слово «революция» переводится с греческого языка как «катастрофа». Именно катастрофой и безумием назвал революцию замечательный русский философ и писатель Иван Ильин. Ведь разве это не безумие, когда существо сотворенное пытается поднять руку на своего Творца?! Конечно, победить оно не может, но причинить боль – вполне. Увидев прекрасное творение Триединого Божества – человека, мало чем отличавшегося от ангела, бывший Денница, а теперь уже демон, из зависти соблазняет его, при этом возводя клевету на Бога. О, этот прекрасный и страшный дар свободы! Когда-то его получил и демон, но, восстав против Бога, исказил свою прекрасную сущность и стал князем тьмы. Этот Богоподобный дар получил и Адам, но, ослушавшись Творца, был изгнан из Рая и перестал быть подобным ангелу, потеряв прямую связь с Божественной Любовью. Можно сказать, что в Раю Адам был свят, но вне Рая его сущность также меняется. Будучи изначально почти бестелесным, он одевается, как написано в Священном Писании, в «кожаные ризы» (Быт. 3,12). Начинается его скорбный путь в человеческой истории, которую кратко и гениально выразил великий русский писатель и мыслитель Ф.М. Достоевский: «Здесь дьявол борется с Богом, а поле брани – сердце человеческое».
Следовательно, вся история человечества по сути своей и заключается в этой кровавой борьбе между дьяволом и Богом за каждую человеческую душу. Нужно понимать одну очень важную вещь: несмотря на то, что человек пренебрегает бесконечной любовью Творца и идет окольным путем к счастью, Бог не отворачивается от него, но остается всегда рядом, ожидая его возвращения. Но дьявол тоже всегда рядом, и, как всегда, его главная цель – убить Бога в душе человека его же собственными руками. И революция, провозглашающая новую веру, является одним из мощнейших средств для выведения нового типа человека, который не признавал бы ни Бога, ни святости, ни святынь.
Вспоминая революционный переворот 1917 года, зададимся вопросом, почему он именно в России вспыхнул таким кровавым заревом и оказал такое колоссальное влияние на огромную часть человечества, заразив его ложными представлениями о нравственных ценностях. Осмелюсь утверждать, что именно в России враг рода человеческого увидел для себя самую большую опасность. Являясь форпостом Православия, она в то время довольно быстрыми темпами набирала как политический, так и экономический авторитет во всем мире и могла оказать на весь этот мир огромное влияние, исповедуя подлинные Божественные ценности. А потому он и направил все силы на то, чтобы нанести сокрушительный удар по идеалам Святой Руси. Кстати, ни один из существующих ныне народов до сих пор не назвал свою державу Святой, и вероятно, это оттого, что никто так, как русский человек, не чтил идеала святости и не устремлял свои помыслы ко Христу, никто никогда так за Него не страдал, взыскуя Царство Небесное.
Совершенно замечательно выразил свое понимание России яркий представитель западноевропейского мира Отто фон Бисмарк. Послушаем внимательно его высказывания: «Россия опасна мизерностью своих потребностей», то есть Европа считает нас почти аскетами и, кажется, здесь просматривается еще одна мысль: философия потребления и сытой и комфортной жизни нам не вполне подходит. Далее он говорит: «Даже самый благополучный исход войны никогда не приведет к распаду России, которая держится на миллионах верующих русских греческой конфессии. Эти последние, даже если они вследствие международных договоров будут разъединены, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как находят путь друг к другу разъединенные капельки ртути». Здесь рейхсканцлер Германской империи угадывает дух соборности, являющейся одной из главнейших характеристик Церкви Христовой.
И, наконец, читаем: «Русских невозможно победить, мы убедились в этом за сотни лет. Но русским можно привить лживые ценности, и тогда они победят себя сами». Здесь явно ощущается западноевропейский и североамериканский опыт, который легко прибегает в лице ее обезбоженных вождей к циничной лжи и клевете. И это является прямым следствием искажения веры, вслед за которым искажается опыт всей жизни, что, собственно, и произошло с католическим и протестантским миром.
А теперь не мешало бы послушать и самих революционеров, чтобы ощутить подлинный дух революции и понять, какого рода и племени были эти люди. Маркс очень любил рассказывать на ночь своим дочерям вместо добрых детских сказок придуманные им самим ужасные истории о человеке, продавшем душу дьяволу. Впоследствии обе дочери Маркса покончили жизнь самоубийством.
Энгельс, ближайший соратник Маркса, писал: «Борьба с христианским миропорядком, в конце концов, является нашим единственным насущным делом».
А вот слова отца русского анархизма Михаила Бакунина: «В этой революции нам придется разбудить дьявола, чтобы возбудить самые жуткие страсти».
Небезынтересны некоторые высказывания Ленина о Ф.М.Достоевском: «На эту дрянь у меня нет свободного времени». «Перечитал книгу и швырнул в сторону» (это он говорит о «Бесах»). «Братьев Карамазовых» начал было читать, и бросил: от сцен в монастыре стошнило».
Не могу не процитировать яркого представителя современных демократов-реформистов А.Чубайса: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представления о русских как о святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».
В данном случае, кажется, не нужно задавать вопроса, существует ли какая-либо связь между революционерами и демократами. Наверное, достаточно услышанного, чтобы понять, какой дух питал этих людей и вдохновлял, как они считали, на великие свершения, результатом которых, как правило, были реки человеческой крови и страдания миллионов людей.
Справедливости ради приведу высказывание самого Ф.М. Достоевского, чтобы понять природу ненависти вышеупомянутых персон к этому выдающемуся русскому человеку: «Это нам-то, дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой земле такой удел? Это нам-то предназначено в человечестве высказать новое слово? Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено…».
Чуть позже еще один великий русский мыслитель произнесет свое веское слово о русском человеке и его главной идее. И слово это поражает тем, что произнесено будто бы сегодня: «Если нашему поколению выпало на долю жить в наиболее трудную и опасную эпоху русской истории, то это не может и не должно колебать наше разумение, нашу волю и наше служение России. Борьба русского народа за свободу и достойную жизнь на земле – продолжается. И ныне нам более чем когда-либо подобает верить в Россию, видеть ее духовную силу и своеобразие и выговаривать за нее, от ее лица и для ее будущих поколений ее творческую идею.
В чем же сущность этой идеи? Русская идея есть идея сердца. Она утверждает, что главное в жизни есть любовь, и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Эту идею русско-славянская душа, издревле и органически предрасположенная к чувству, сочувствию и доброте, восприняла исторически от христианства: она отозвалась сердцем на Божие благовестие, на главную заповедь Божию, и уверовала, что «Бог есть Любовь».
Итак, любовь есть основная духовно-творческая сила русской души. Без любви русский человек есть неудавшееся существо» (Иван Ильин).
И этот факт неоспорим. И как только ослабела вера русского человека, и особенно когда это произошло в лице русской элиты, враг молниеносно воспользовался нашей оплошностью. И, казалось бы, еще вчера несокрушимая империя пала. Одна часть русского народа жгла иконы и рушила храмы под чутким руководством идейных революционеров, а другая страдала, проливая горькие слезы. А потом брат пошел на брата, а сын пошел на отца.
Темные силы ликовали: власть была в руках безбожников, начиналась травля тех, кто думал и жил иначе, пытаясь сохранять традиционный уклад жизни. И совсем скоро озверевшие богоборцы, ощущая сопротивление, приступили к планомерному уничтожению святынь, а вместе с ними и тех, кто ревностно их чтил.
Это было время распятия Руси. По одну сторону от креста, на котором она, подобно Христу, распиналась, были ее хулители, а по другую те, кто, не имея страха человеческого, но имея страх Божий, сораспинался вместе с ней. И те, кто до конца выдержали нечеловеческие испытания и не отреклись от родной веры, ныне почитаются нами как новомученики и исповедники Церкви Русской. И именно в лице этих лучших своих сынов и дочерей Святая Русь дала предельно ясный ответ и Богу, и всему человечеству, какой путь она избрала. Русские святые показали, что жизнь без Христа и вне Христа для них бессмысленна. Предательству идеалов Святой Руси они предпочли смерть за Правду Христову, которая заключалась для них в жертвенной любви к Богу, к людям и родному Отечеству.
Так что же это были за люди и откуда они черпали силы для подвига? Каждый новомученик и исповедник Церкви Русской достоин того, чтобы о нем рассказать.
Давайте обратимся к образу праведника наших дней, который, по сути, являлся нашим современником и последние 20 лет своей жизни подвизался в тогда селе Ракитном. Это архимандрит Серафим (Тяпочкин), 15 лет отсидевший в сталинских лагерях и вместе со своим народом сполна испивший чашу страданий. Но дух его не был сломлен. Вернувшись из лагерей, он стал одним из самых почитаемых русских старцев, около которого в тяжелые времена окормлялись и спасались сотни и тысячи страждущих людей. На вопрос, а что же больше всего питало и укрепляло отца Серафима, он ответил однажды своему близкому другу: «Ох, если бы я мог передать хоть одну десятую долю той радости, которую я переживаю во время служения Литургии!» А Божественная литургия для верующего человека, во время которой он причащается Тела и Крови Христовых, есть наивысшая точка его общения с Богом.
А вот отрывки из письма отца Серафима своим духовным детям:
«Дорогая дщерь моя, незабвенная Мавро!
Душа моя скорбит смертельно. Вспоминая Гефсиманский подвиг Христа Спасителя, нахожу утешение своей скорбящей душе. Скорблю тяжело о пастве своей, о чадах своих духовных, о любящих, помнящих обо мне и ожидающих моего возвращения ныне. Но свершилось то, о чем я молил Господа: да мимоидет от меня чаша сия (Мф. 26, 39).
Вот мое скорбное повествование. В феврале месяце я выбыл из Канска в Балхаш. Писать тебе, дщерь моя верная, я не имел возможности. В Великий Четверток окончился мой страдальческий подвиг.
Я горел желанием возвращения в родные места, желанием видеть родных, дорогих и близких, но, увы, получил назначение в Красноярский край. После долгого и утомительного пути достиг я тихого пристанища и далеких берегов Енисея.
Верю, что Господь везде и всегда со мною, служителем Его. Верю, что Он не оставит меня. Уповаю, что в любви Своей, которая николиже отпадает, и вы не забудете меня, пастыря своего, полагающего за овцы душу свою.
Усерднейше прошу у вас молитв святых и прощения. Всегда Ваш, всегдашний молитвенник, ваш скорбящий пастырь отец Димитрий».
Эти слова звучат как апостольское послание.
А теперь послушаем отрывок из проповеди, которую однажды произнес отец Серафим: «Покой души – какое это счастье для человека. Что может быть в жизни нашей дороже этого покоя? Можно иметь полное жизненное довольство, можно иметь в пользовании все удобства жизни, все блага мира сего, можно считать себя счастливым в семейной и общественной жизни, но если на душе не будет покоя, то, увы, счастье наше будет далеко не совершенным. Можно ли назвать истинным счастьем то, что временно и преходяще? Сегодня мы в славе и почете, а завтра можем быть в презрении и поношении, сегодня мы в силе и здравии, а завтра в немощах и болезнях, сегодня мы живем, а завтра пелена смерти может затянуть наши глаза, и гроб станет нашим последним достоянием здесь, на земле. Так призрачно, так суетно то, что в мирском понимании принято называть счастьем. Не к такому счастью зовет нас Христос. Ища покоя для души, измученные, исстрадавшиеся и уставшие на жизненном пути, пойдем ко Христу. Он согреет нас своей любовью. Он утешит нас и простит все вины наши пред Ним. Он забудет все оскорбления, какие так часто мы наносим Ему. Он вернет нам Свое благоволение, и в лоне бесконечной любви мы обрящем покой душам нашим».
Такие слова, и я в этом нисколько не сомневаюсь, могли выйти только из очищенного и преисполненного любовью сердца. Невольно н на ум приходит риторический вопрос: «Разве можно сломать такого человека?!»
Взирая из сегодняшнего времени, растерявшего нравственные ценности, на то время великого подвига русских святых, мы уверены, что в огромной степени благодаря им в Православии сохранен опыт святости, и ярким доказательством этому служит то, к чему сегодня пришел так называемый «просвещенный мир», в котором с искажением вероучительных истин исказился опыт, а стало быть, и образ всей жизни. Этот мир теперь не понимает, что такое святость, и не очень нуждается в ней, а потому, особенно в лице своей элиты, недолюбливает нас и лжет на нас, так как Россия сегодня является единственной преградой на их пути к полному порабощению человечества глобалистической философией потребления.
Итак, дьявол по-прежнему воюет с Богом, а полем брани по-прежнему является сердце человеческое. И от каждого из нас зависит, в каком мире мы будем жить завтра.
И если мы не перестанем чтить святость и святыни и будем стараться выстраивать свою жизнь по Евангелию, у нас есть будущее. А если оно есть у нас, то оно есть и у всего мира, которому открыто русское сердце. Ведь не зря когда-то Ф.М. Достоевский произнес потрясающие слова: «Я верю, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, а, в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону».
И, наконец, хотелось бы сделать от имени всех присутствующих приношение Святости и русским святым:
О, Святость! Если бы не Ты, пребывающая в этом грешном мире в сердцах праведных, то не было бы никакого смысла в том, что я вижу вокруг.
О, Святость! Если бы не Ты, пребывающая в Церквах Божиих Своей нечеловеческой глубиной и красотой Православия, чудными небесными ликами, неземным благоуханием, то не было бы никакой надежды на то, что горе страдающего мира прекратится и что будет «новая Земля и новое Небо». Ибо зачем жить, если нет никакой надежды?!
О, Святость! Если бы не Ты, пленившая нас светлым ликом Христа, попираемого нечеловеческой дерзостью человеков, но неизъяснимым образом покрывающего всех без исключения Своей неземной Любовью, то красота и запах полевых цветов не были бы такими царственными, и пронзительно-голубое небо не влекло бы нас своей чистотой, и не было бы сил и желания радоваться. Ибо вся сила и радость – от Тебя.

Ваше Высокопреосвященство! Дорогие учащие и учащиеся! Досточтимые отцы, братья и сестры!

Наша встреча проходит в стенах древнейшего учебного заведения Русской Православной Церкви, которое отмечает свое 320-летие. Это не только праздник учащих и учащихся Московских духовных школ, но и общецерковное торжество для всех выпускников, несущих различные церковные послушания на территории нашей родины и далеко за ее приделами.

Не все исторические периоды, пройденные духовной школой, в равной степени исследованы. Особенно это относится к XX веку - эпохе новомучеников и исповедников Российских. События первой половины XX века прервали научную деятельность в этих стенах. Академия была закрыта, а затем ее богословские кадры были уничтожены или рассеяны по бескрайним просторам нашего Отечества, томились в тюрьмах, лагерях и ссылках. Но и там в меру сил и возможностей они продолжали свои труды, поэтому можно сказать, что процесс развития богословской науки как бы замер, но не остановился целиком.

Когда в Комиссии по канонизации святых мы приступили к изучению эпохи новомучеников, в церковных кругах раздавались голоса о необходимости без специальных исследований, опираясь на практику Древней Церкви, признать святыми мучениками всех пострадавших по церковным делам при советской власти. Само по себе такое утверждение было неверно, ибо в Древней Церкви тоже были определенные условия или критерии, по которым пострадавшие причислялись к лику святых мучеников. Это в первую очередь принадлежность к Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви; свидетельство жизнью и смертью о вере в Сына Божия Иисуса Христа. И для Древней Церкви, и сегодня в практике прославления мучеников основным критерием канонизации остается бесспорность, очевидность и достоверная известность совершенного христианином подвига. Церковь Христова, совершая акт канонизации, являет миру бесспорные образцы следования за Господом, указывает идеальные примеры благочестия для христианина любой эпохи.

В XX веке, по сравнению с первыми веками, гонения на христиан были более длительными по времени и изощренными по форме и содержанию. Поэтому, учитывая эти обстоятельства, при подходе к канонизации было необходимо применять дополнительные критерии. Церковь пошла путем поименной канонизации, но поскольку было определенно ясно, что число пострадавших за Христа в XX веке чрезвычайно велико и всех по именам назвать никогда не удастся, а также, чтобы не сдерживать почитания новомучеников, а должным образом их прославить, Русская Православная Церковь на Архиерейском Юбилейном Соборе в 2000 году канонизировала Собор (то есть весь святой сонм новомучеников и исповедников Российских XX века), явленных миру (то есть тех, чьи имена известны) и неявленных, но ведомых Богу (то есть тех, чьи имена и подвиг остаются нам до сих пор неизвестными). На сегодняшний день в составе Собора новомучеников и исповедников Российских поименно прославлено почти 1600 подвижников, Исследования в этой области продолжаются и число выявленных новомучеников постоянно пополняется и их имена вносятся в церковный календарь.

Изучение огромного пласта уголовно-следственных дел, письменного и устного предания в отношении новомучеников и исповедников подтверждает истину, которая всем известна из церковной истории. Ее выразил в одном из своих слов святитель Иоанн Златоуст: "Сколько людей враждовало против Церкви, и враждовавшие погибли, а она вознеслась выше неба! Таково величие Церкви! Когда против нее враждуют, она побеждает; когда строят козни, она превозмогает; когда подвергают бесчестию, становится еще славнее". Эту же истину как бы от лица всех новомучеников и исповедников в день епископского наречения повторил священномученик Иларион (Троицкий): "В эти годы лишь окрепла моя вера в Церковь и утвердилось сердце мое в надежде на Бога... Когда очень многое из дел человеческих оказалось построенным на зыбучем песке... Церковь Божия стоит непоколебимо, лишь украшенная, яко багряницею и висом, кровь-ми новых мучеников. Что мы знали из церковной истории, о чем читали у древних, то ныне видим своими глазами: Церковь побеждает, когда ей вредят... Не веруем только, но и видим, что врата адовы бессильны пред вечным Божиим созданием".

Каков духовный смысл явления Господом стольких мучеников, число которых превосходит пострадавших в первых веках христианства? В истории Греческой Церкви, многие годы находившейся под игом турок-мусульман, тоже был период новых мучеников. Святой Никодим Святогорец, написавший книгу "Новый Мартирологион", указывал, что Бог по пяти причинам благоволил явить новомучеников в тот период:

Во-первых, для возрождения всего Православия.

Во-вторых, они заградят в День

Суда уста неправославно верующих.

В-третьих, новомученики есть слава и величие Православной Восточной Церкви, и обличение еретиков.

В-четвертых, новомученики есть пример терпения всем православным, страдающим в узах рабства.

В-пятых, новомученики есть образец мужества и пример для подражания всем православным христианам.

Думаю, что эти мысли могут быть близки и нам, размышляющим о Промысле Божием в отношении России.

Без тщательного изучения житий новомучеников невозможно вникнуть ни в историю Русской Православной Церкви XX века, ни тем более дать правильную оценку этому периоду.

Еще в начале изучения подвига новомучеников наша Комиссия обратила внимание, и эта позиция была одобрена Священноначалием, что при канонизации новомучеников предметом внимательного изучения должны стать их богословские и литературные труды. Канонизация святого всегда привлекает особое внимание благочестивых читателей к его творениям. Но следует помнить, что она, конечно, не означает канонизации всякого слова и суждения прославленного подвижника. Что касается богословского наследия новомучеников, следует особо учитывать, что церковная полемика в переживаемое Церковью трагическое время была весьма острой. Действия и поступки многих архипастырей и пастырей, хотя и очень резкие, были продиктованы не своекорыстными целями, а ревностью о славе Божией и Церкви, которую они готовы были защищать, не жалея своей жизни.

Почитание мучеников за веру Христову все более расширяется в церковном народе. К примеру, в храмах и монастырях Московской епархии, где прославлено поименно 450 новомучеников, торжественно отмечается их память, особенно там, где они совершали свое служение. В ряде благочинии имеется практика, когда в определенный день духовенство празднует соборную память новопрославленных святых, служивших в этом районе. За основу берется дата страдания либо викарного епископа, либо благочинного. Уже немало приходов имеют престолы, посвященные как отдельным новомученикам, так и их Собору.

Закончу свое слово высказыванием священномученика Серафима (Чичагова), который незадолго до мученической кончины, которая последовала на Бутовском полигоне 11 декабря 1937 года, сказал: "Православная Церковь переживает время испытаний. Кто останется сейчас верен святой апостольской Церкви - тот спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится, и Православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это - золото очищается в духовном горниле испытаний, После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства".

Мы можем сказать, возлюбленные, что ныне эти пророческие слова сбылись!

Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий